Читаю рукописи совсем не знакомого мне человека – Леонида Павловича Третьякова. Их принесла в редакцию его сестра – вилейчанка Светлана Павловна, бывший педагог с сорокапятилетним стажем. Люди старшего поколения, наверное, помнят ещё это имя – Павел Антонович Третьяков. Это отец вышеназванных людей. На протяжении долгих лет он с семьёй жил в Вилейке, был на партийной работе, руководил КБО, а позже – мебельной фабрикой. В своих дневниковых записях его сын, Леонид Павлович, рассказал и об отце; и о нелёгком военном и послевоенном времени; и о лишениях, выпавших на долю семьи; и о многом-многом другом. Есть в воспоминаниях и строки о Вилейке, куда семья переехала жить в пятидесятом году. Думается, нашим читателям будут интересны отрывки из этих воспоминаний. Ведь в них – не столько о конкретной семье, сколько о нашем общем прошлом, которое никогда не забудется. Это – биография, судьба целого поколения.
«Отец наш, Павел Антонович Третьяков, родился в 1906 году в семье крестьянина. До 1926 года жил и работал на сельском хозяйстве, а потом три года был почтальоном (на эту должность тогда назначали в селе самых грамотных). В 1929 году он был назначен председателем сельсовета, позже стал избачом (заведовал библиотекой и вообще культурой на селе) и секретарем партячейки. Позже трудился избачом в Мозыре, учился на курсах при ЦК КПБ, был инструктором райкома партии в Любани Бобруйского района, первым секретарём Крупского райкома партии. Когда началась война, был курсантом двухгодичных Ленинских курсов при ЦК ВКП(б) в Ленинграде. А мама, Лидия Даниловна, то работала, то занималась воспитанием троих детей: меня, брата Владимира и сестры Светланы. Работа отца заставляла нас часто менять место жительства. Я уже хорошо помню, как мы жили в Любани. Огород, вишни, река, мои первые походы на рыбалку… Потом был переезд в Крупки. Ехали на машине «эмка» – нашей первой отечественной. Дом, огород (на нём нам, детям, приходилось очень много работать), первые книжки и огромная любовь к чтению (при тусклом свете керосиновой лампы, а то и просто при свечи) – это всё было в Крупках. И здесь же я впервые ощутил ужас войны. Сначала были беженцы с запада, когда немцы захватили Польшу, потом – война с финами, нападение фашистов на нас. Я был в пионерском лагере, когда началась война. Чудом удалось оттуда выбраться и объединиться с семьёй. А потом пришлось просто бежать, вместе с семьями руководящих работников района, так как немцы и полицаи такие семьи уничтожали в первую очередь. В городе Ельне нас погрузили в вагоны и повезли на восток. Долго, мрачно, голодно. Питались как придётся: где кипяток на станции, где костёр в поле, где выпросишь у солдат, ехавших на фронт, кусочек хлеба… Привезли нас в Челябинскую область в село Шатрово. Настроение у всех было плохое. Оно и понятно: на фронтах – неудачи, панические слухи, голод, неразбериха… Осталось в памяти, как много работала тогда наша мама, стараясь прокормить нас, детей. Да и мне, мальчишке в десятилетнем и чуть старше возрасте, Шатрово запомнилось изнурительными работами в колхозе. Прополка, уборка, сбор колосков, заготовка дров. Да и на своём огороде трудились, чтобы иметь потом и огурцы, и картошку, и брюкву… В этот тяжёлый период я находил время и на чтение, таким образом постоянно расширяя свой кругозор. Очень много почерпнул от природы. Для меня лес, река, озеро были всем, чем я жил тогда. Не помню точно дату и время, когда довелось увидеть падение на землю огромного светящегося тела. Потом его назвали Сихотэ-Алинским метеоритом. В войну отец воевал. Сначала в Белоруссии, потом – Карельский фронт, после – капитуляции Финляндии, война с Японией… 1945 год, май. Неделю шли дожди. Мы, как мыши, сидели в квартире. И вот ночью – стук в стену: «Победа! Конец войне!» Мы тут же выскочили на улицу. Столько народу собралось! В основном, женщины. Смеются, плачут… И мы засобирались домой, в Белоруссию. Постоянной была главная мысль: где отец, что с ним? И тут такое счастье – получаем от него письмо и вдобавок – денежный перевод, положенный семье фронтовика. После этого мы вздохнули. Тяжело болела сестрёнка Света, и папины посылки спасли и её, и всех нас. В Белоруссии мы приехали в Шклов. Поначалу вроде всё было нормально, но потом начались всякие неурядицы. Жили в тесноте у родственников, опять голодали. Плохо было с одеждой, в школу я ходил в какой-то женской кацавейке, а ноги и зимой и летом были практически голыми. Впрочем, мы, Третьяковы, чувствовали бы себя намного лучше, если бы жили отдельно, так как и семья наша многодетная, и папа – старший офицер, мы получали неплохие пайки из военкомата. Но всё это мама отдавала в общий котёл для всей родни, у которой мы жили. Мы, дети, много работали на огороде, торговали на базаре. Шклов называли огуречной столицей, там все выращивали этот овощ. Мы продавали огурцы, помнится, копами (одна – 60 штук). Летом 1946 года мы собрались и уехали на Дальний Восток, к отцу. Поступок был отчаянный, это только наша мама могла на такое решиться. Очень запомнился эшелон, в котором ехали. Это был поезд, составленный из товарных вагонов для скота с нарами в два этажа. Ехали в нём в основном военные, оставшиеся в живых. Приехали в Ворошилово-Уссурийский (там служил отец), сидим на вокзале. Мама говорит мне, старшему: «Беги поищи отца!» И я пошёл. В штабе встретили внимательно, выслушали и даже угостили печеньем с шоколадом. Отец был в отъезде, и нас, семью, приютили в какой-то комнатке. А потом приехал отец, забрал нас. Жили потом в квартире, не голодали. Отец всё время хотел на родину, в Белоруссию. И вот в том же 1946-ом мы все вместе отправились назад, в Шклов. Отцу дали работу в Минске, и мы вскоре переехали к нему. Жили в комнатке в общежитии. Отец работал в отделе кадров в обкоме КПСС. Но недолго. Вскоре его назначили председателем райсовета в Смолевичах. Здесь я пошёл в седьмой класс и проучился до десятого. Отсюда и поступил потом в Высшее военно-морское инженерное училище. В Смолевичах жили мы в большом деревянном доме, имели огород. Был большой сарай, где стояли наши корова, свиньи, куры, кролики и исполкомовская лошадь. Здесь же хранили и дрова, торф для отопления дома. Жили небогато, постоянно у нас останавливались разные родственники. Родители помогали им как могли. Но мы и сами не шиковали – отец не пользовался служебным положением, очень этого не любил и за счёт своего положения помощи практически не оказывая. Был очень честным коммунистом. В мае 1950-го родители и Света переехали в Вилейку. Я к этому времени уже собрался поступать, а Володя после 7 класса пошёл в ремесленное училище в Минске. Первая встреча с родными и Вилейкой у меня состоялось в июне 1950-го. Я никогда не был в этом городе и не знал даже, где он находится. Искали его с другом по карте. Ездить тогда было непросто – поезда забиты народом, билетов не достать. Добирались перекладными: из Питера – в Бологое, оттуда – до Полоцка, а потом – до Молодечно. Встретились с родными – радость, счастье, слёзы… Город понравился – лес рядом, грибы, ягоды. Река чистая, рыбная. Здесь для меня всегда был великолепный отдых и во время учёбы, и потом, когда приезжал сюда в отпуск после плавания». Это выдержки из дневника человека, которого уже нет на этом свете. Как и его родителей, брата. А воспоминаниями брата, переданными ей на сохранность, Светлана Павловна Третьякова решила поделиться с нашими читателями. Правильно решила, потому что в них – жизнь целого поколения. Жизнь непростая, с лишениями, испытаниями и своими радостями. Нам нужно это знать и помнить. Ирина БУДЬКО. На снимках: фото из архива семьи Третьяковых: дети (слева направо) Леонид, Светлана, Владимир; Павел Антонович с внучкой.
