Советская война в Афганистане, ненужная война, интернациональный долг, первая война против международного терроризма и, наконец, просто Афган – как только не называют десятилетнее участие советских военнослужащих в той афганской войне. Называют в зависимости от своих политических взглядов и пристрастий, которые имеют свойство меняться. Неизменная же величина – боль матери, потерявшей сына – мало интересует политиков…
В Афганистане до сих пор идет гражданская война. В 2001-2014 годах усмиряющую кампанию против талибов проводил контингент НАТО, где основной силой были американцы. Основной контингент был выведен, но часть военных осталась помогать официальному Афганистану в борьбе с радикальными группировками.
Не вдаваясь в исследование политических предпосылок, хода и последствий конфликтов на этом гористом пятачке нашей планеты, с уверенностью можно сказать только одно – афганская война продолжается.
Завтра в Беларуси отмечается День памяти воинов-интернационалистов. Накануне мы встретились с вилейчанином Валерием Соколенко, который полгода перед началом вывода войск отслужил в Афганистане. Встретились и поговорили о главном, о том, что чувствует человек на войне. Каково это – жить рядом со смертью?
Там жизнь настоящая
– На войне – жизнь настоящая. Без лжи, фальши, притворства, двойных смыслов, дешевого тщеславия и снобизма. Этому просто нет места перед лицом смерти, которая где-то рядом. Товарищество, братство, дружба, взаимопомощь, выручка – вот что я могу рассказать про жизнь на войне. И это не ради красного словца. Я это видел и чувствовал и в Афгане, и в других горячих точках, где мне довелось побывать.
Помню, во время боя у нас на левом фланге заклинило пулемет, и я подполз прикрыть огнём этот участок, пока заработает пулемёт снова. У нас было негласное правило: офицеры – без бронежилетов и касок. Это, конечно же, было нарушением, но считалось так, если на офицерах нет бронежилетов и касок – ситуация еще не такая критическая. Это придавало солдатам уверенности. Так вот, в тот момент я по неопытности (первая моя операция) не заметил вражеского снайпера. А этого снайпера увидел солдат-узбек из наших. Он метнулся и закрыл меня собой, упав спиной на меня. Почему так? Передняя часть бронежилета гораздо более прочная. Ничего не поняв, я почувствовал только глухой удар: пуля попала парню в бронежилет в районе центра груди под самую шею. От сильного удара снайперской пули ему даже перехватило дыхание, но ничего, отошёл. А ведь я этого солдата почти не знал. Кто я ему? Кто он мне?
Страшно ли на войне? Не скажу точно, как назвать те чувства перед лицом опасности. А страшно пожарному входить в объятый пламенем дом? А страшно ли милиционеру идти на преступника, не зная, что у него в руках и в голове? Не знаю, я же профессиональный военный, потомственный, с детства готовил себя к тому, что, выполняя свой долг, могу и расстаться с жизнью.
Я был замполитом роты горно-стрелкового батальона полка, который базировался на востоке Афганистана в провинции Газни. Мы выполняли разведывательные операции, наблюдали за базами моджахедов: за количеством их боевых групп и отрядов, их вооружением и перемещением. Могли уйти в горы на неделю и даже на два месяца. Во время разведки передвигались только ночью, днем лежали в укрытии. Но и в это тревожное время, когда ты долго находишься один, парализующего страха не было: мозг постоянно анализирует – какие должны быть действия твоей группы и всего подразделения в возможной ситуации. У каждого из нас был припасён последний патрон. Для себя. Мы знали, что душманы издеваются над пленными, а в нашей стороне они особо зверствовали – сдирали кожу с живого человека. Поэтому каждый из нас знал, что в плен попадать нельзя – лучше смерть.
Два рапорта
Я учился в Суворовском военном училище в Казани, когда мы с ребятами однажды прочитали в «Комсомолке», что одного младшего сержанта наградили медалью «За боевые заслуги» за уничтожение «пулемётного гнезда условного противника на господствующей высоте» на учениях, проходивших в Афганистане. Это было в 1982 году. Мы-то поняли, что такого быть не может: боевой медалью не награждают за успехи в учениях, но пояснить ситуацию нам никто из преподавателей не хотел. Вскоре к нам в училище приехал майор с длинными, не по уставу, волосами. Оказалось, волосы прикрывали отсутствие ушей – майор вернулся из Афганистана. Последствия плена. После Казани я учился в высшем военном училище на Урале. Тогда на 3 курсе подал рапорт о желании после выпуска служить в Афганистане. Романтики не было. Я понимал, что всех офицеров проведут через «школу боевых действий в Афганистане». Поэтому, лучше попасть раньше, пока нет семьи, чем оставлять потом детей сиротами.
В то время уже не направляли сразу после училища в Афганистан. Были большие потери среди молодых лейтенантов. Направили служить в Туркменистан в офицерский батальон особого назначения. Из этого батальона, спустя месяцы подготовки, направляли служить в миротворческие войска ООН, на охрану советских посольств в «диких» странах, в Афганистан, и туда, куда и сегодня нам «не положено знать».
1987 год. В Афганистане идёт крупномасштабная операция «Магистраль» у границы Пакистана, которая сегодня изучается в военных академиях, наверное, всех стран. Есть серьёзные потери среди офицеров. Нужно их восполнять. Собрали батальон. Объяснили ситуацию. Спросили, есть ли уверенные в том, что они достаточно подготовлены и готовы ехать в Афганистан? Ночь на раздумья. Утром рапорта написали 64 офицера. Отобрали 18. Из Туркменистана нас отправили в Узбекистан. Самолётом – на Кабул. Пересылка. Адаптация, прививки, карантин. Потом ночью вертолетом меня доставили в Газни.
Не геройство, но героизм
– В Афгане было негласное правило: первые и последние два месяца из двухлетней службы не брать солдата или офицера в бой. Но офицеров не хватало. Они гибли. Почему? Да потому, что шли первыми в бой, хотя по уставу полагается, чтобы офицер оставался сзади. Он должен всё видеть и управлять подразделением. Но солдат давал присягу защищать рубежи своего отечества, а там мы воевали за его пределами. Зачастую офицеры выполняли функции солдат. Шли первыми в бой и гибли тоже первыми. Через неделю меня назначили старшим резервной мобильной группы.
На войне нет места показному геройству и тщеславию. Помню, я еще был совсем неопытным офицером. Мы выдвигались в составе батальона ночью, скрытно, сухими руслами и ущельями на выполнение задачи. Против нас работало подразделение радиоэлектронной борьбы – иностранные военные специалисты. Они заглушили почти все наши радиостанции. Мы не слышали команд своих начальников и старших групп. Слышали только меня и прапорщика Логинова. По уставу должен был командовать я – единственный оставшийся офицер на связи. Но я сообщил всем, кто меня слышит по радиосвязи: «Передаю командование прапорщику Логинову. Выполнять его приказы». К тому времени чуваш Андрей Логинов служил в Афганистане уже почти пять лет. В ту ночь он спас батальон – организованно вывел подразделения из засады, в которую нас заманивали.
И другой случай навсегда врезался в память. Начался обстрел нашей колонны. Залегли. Отстреливаемся. Вижу брешь в боевом порядке душманов. Вот он, удобный случай – рывком к их позициям, вклиниться в их порядки и ударом в фланг внести хаос и сорвать их замыслы! Мгновения на решение. «За мной! Вперёд!» Слышу сбоку: «Отставить!!!» И кто-то хватает меня снизу за ногу. Это командир роты, старший лейтенант Сергей Храткевич. Он молча с ухмылкой забирает мой автомат, достаёт из нагрудника магазины с патронами, гранаты. Мне вкладывает по гранате в каждую руку и говорит негромко: «Давай. Вперёд.» Я всё понял в один миг. Так он на всю оставшуюся жизнь меня научил, что на войне не место героизму до глупости, командир должен беречь солдат и не подвергать их необоснованному риску.
Конечно, все понимали, что ходят по лезвию бритвы, что смерть караулит за углом. Такой случай. Я только приехал, иду в столовку – на обед сухарь и горстка риса в тарелке. Интересуюсь, здесь так всегда кормят? Мне объяснили: гарнизон в блокаде, а всё имеющееся отдали тем, кто пошел на операцию. Вообще же с продовольствием проблем не было, вскоре нас стали кормить, как положено. Реально, много. «Кормят как на убой», – брякнул я, увидев такое изобилие, и в столовке повисла тишина. Это был тот случай, когда хочется провалиться под землю.
Я помню только дружественные отношения среди ребят. Помогали, поддерживали, особенно новеньких опекали. И солдат, и офицеров. Но, конечно, самый радостный момент был встретить своих земляков. В самые первые дни выяснилось, что у нас в разведроте есть младший сержант Сергей Павлович. Я увидел эту фамилию на рюкзаке. Тогда подумалось, белорусская. А во время знакомства выяснилось, что Павлович, представьте (!), из Старинок Вилейского района. Сергей со своей ротой регулярно выходил на ночные засады. Водил их на выполнение задач замполит Яков Ваксман, узбекский еврей. Мудрый, толковый офицер. Всегда без потерь возвращались они. Но однажды ночью ребята сами попали в засаду. Яков отдал приказ сержантам уводить всех на базу. Сам остался прикрывать уход. Таково неписанное правило замполита: первым – на выполнение задачи, последним – «домой». С Яковом остался прикрывать отход и Сергей Павлович со своим пулемётом. Счастливый случай оставил в живых Сергея и Якова: в момент возвращения разведроты на базу на площадку сели вертолёты со спецназом. Спецназ – на землю. Разведчики – в воздух. Завидя приближающиеся вертолёты, «духи» отступили. И вовремя – патронов у Сергея и Якова почти не осталось.
Сдружился я с младшим сержантом Сергеем Гончаровым из Гомеля. Он сам пришел познакомиться, когда узнал, что я родом из Беларуси. Его ранило во время операции. На одном БТР его увозил медик, а я на другом – прикрывал эвакуацию раненого Сергея. Вдруг вижу, машина приостановилась, Сережа с помощью врача приподнялся, посмотрел на меня, улыбнулся и умер. А двумя днями раньше он со своей группой спас меня и мою группу от трагедии…
…Я так и не смог прочитать книгу Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики». Сколько раз пытался, но не смог. Не так всё было. Те, кто воевал, – знают.
Сегодня Валерий Соколенко, заместитель председателя районной организации ОО «Белорусский союз ветеранов войны в Афганистане», которая объединяет около 100 человек. «Наша основная задача – работа с подрастающим поколением, – в завершении нашей беседы рассказал Валерий Васильевич. – Мы часто встречаемся с ребятами и всегда говорим о мужском долге. Что бы ни менялось в мире, остается родная земля, и долг мужчины – защищать её».
Подготовила Ирина ТРУБАЧ.
Фото из архива редакции
