Развитие партизанского движения на ранних этапах Великой Отечественной войны на Вилейщине представляет особый интерес. Не многие патриоты в то время по зову сердца, рискуя своей жизнью, добровольно брались за оружие, чтобы сражаться против фашистских оккупантов. Поэтому судьба каждого из них является ярким примером патриотизма и беззаветного служения Родине.
Среди многих тысяч партизан свой весомый след в борьбе с фашизмом оставил старший сержант Иван Герасимович Иванов. Он родился в селе Нестерове,Пителинского района,Рязанской области в 1919 году в крестьянской семье середняка. В многодетной семье родителей кроме Ивана было еще пятеро сестер и братьев, из них Иван был самым младшим. С царских времен и до 1930 года семья занималась сельским хозяйством. Таких, как его отец Советская власть называла единоличниками. Во время коллективизации в 1930 году Герасим добровольно вступил в колхоз.
В 1933 году Иван окончил семилетнюю школу. В 1936 году уехал в Среднюю Азию в г. Ашхабад, где проработал в тепловозном депо до марта 1938 года нормировщиком по строительству жилых домов. Затем с марта 1938 по сентябрь 1939 работал нормировщиком при военно-ремонтной строительной организации в г. Орджоникидзе. В Красную Армию был призван 13 октября 1939 года. С января 1940 по 1 сентября 1940 года обучался в Арзамасской полковой школе, после окончания которой его направили для обучения в школу парашютистов. Тогда же, в 1940 году И. Иванову присвоили воинское звание старший сержант. Перед Великой Отечественной войной один месяц служил в Будславе в должности командира отделения.
После начала войны до 26 июня их подразделение держало оборону, но под натиском противника было вынуждено начать отступление. 10 июля 1941 года под Лепелем красноармейцы были окружены. Спустя несколько дней И. Иванов попал к немцам в плен. 16 июля его направили в Молодечненский концлагерь.
Но плен не сломил патриота и не поставил точку в его борьбе с фашизмом. 31 июля, сделав под забором подкоп, он сбежал из концлагеря. Пользуясь несовершенством ограждения и охраны, в то время убегали многие пленные. Первая деревня в восточном направлении от города была Сомали, а следующей Седица. Поэтому в Седицу постоянно приходили беглые красноармейцы. Несмотря на трудные годы, традиции местных жителей были гораздо человечнее, чем сейчас. Местные жители не отказывали беглым ни в воде, ни в еде, некоторых брали на ночь. В небольших семьях хозяева оставляли их «парабками», чтобы они оказывали посильную помощь по хозяйству.
На правах такого же «парабка» гостеприимные жители деревни Седицы приютили Иванова. Там он скрывался с августа 1941 по 14 апреля 1942 года и под видом местного жителя работал в крестьянской семье.
Ваня Костюкевич
В Седице судьба свела будущего командира отряда Ивана Иванова с местным пареньком, малолетним тезкой, Ваней сыном Петра Костюкевича. Парень был 1927 года рождения. Среди сверстников отличался пытливым умом и необычайной изобретательностью. Любая, порой даже ненужная с виду вещь в его руках обретала новую жизнь. В то время даже резины не было, а в хозяйстве могло пригодиться все!
При отступлении Красной Армии недалеко от деревни Седица, на возвышенности, которую местные жители называли Дуровской горой, завязался бой. Позиция была хорошей – возле нее внизу было непроходимое болото. После непродолжительной перестрелки советские воины продолжили организованное отступление. Вот туда и потянуло Ваню его любопытство. На поле боя полезных для хозяйства вещей не нашлось, но осталось много различного оружия. «Урожай» был собран хороший: шесть винтовок, один пулемет и много патронов – все это он собрал и там же в лесу спрятал.
Для Ивана Иванова сельская жизнь была родной стихией, поэтому он без лишних разговоров взялся за привычную работу и вскоре в глазах местных жителей стал пользоваться заслуженным авторитетом. Ваня Костюкевич настолько проникся уважением к новому соседу, что вскоре доверил ему «страшную тайну»! Однажды он завел бывшего красноармейца в болото и показал ему спрятанное оружие. Иванов внимательно осмотрел каждую винтовку и пулемет и объяснил молодому тезке, как нужно чистить оружие, как смазывать и как его хранить, чтобы металлические детали со временем не покрывались ржавчиной. Затем строго-настрого предупредил, чтобы Ваня никому больше о нем не рассказывал! Время было такое, если немцы узнают, то расстреляют всю семью!
Ваня сделал все в точности, как ему говорил Иванов. Вычистил от нагара оружие, смазал и аккуратно завернул свои трофеи в промасленные старые газеты и ветошь.
Фортшруткоманда
С первых же месяцев оккупации немцы сразу же приступили к разграблению занятых территорий. Кроме как «матка, дай яйко, масло, млеко, курка и шнапс», забирали крупный рогатый скот и прочую живность. Вместе с тем, одной из главных задач оккупантов было снабжение Германии лесом, которым так славилась Беларусь. Для этого до каждого безлошадного крестьянина были доведены твердые нормы на заготовку деловой древесины. Те, кто имел лошадь, обязаны были заниматься вывозом заготовленной древесины. Крестьяне Ильянского района небольшую часть древесины отвозили на пилораму в Красное, но большую часть без обработки разгружали прямо на станции. Все это затем отправлялось в Германию.
Для организации и контроля выполнения лесозаготовок в Красном была создана фортшруткоманда. В переводе с немецкого Fortschritt – прогресс. В ее состав вошли специально отобранные немецкие холуи в количестве семи человек с явно выраженными садистскими наклонностями.
Старшим команды был немец из Познани. Он хорошо знал польский язык, но плохо разговаривал по-русски. Ростом был чуть ли не в сажень – около двух метров, глаза большие, злые, брови и волосы черные, редко когда улыбался. Его жители прозвали Кат (в переводе с белорусского палач – авт.), либо просто называли Черным. Кличка говорила сама за себя! Он всегда ходил вооруженный немецким автоматом, длинноствольным парабеллумом и на руке висела резина сантиметров шестьдесят длины и около четырех в диаметре. С ней он никогда не расставался и с крестьянами предпочитал разговаривать исключительно с ее помощью. До появления в округе партизан Черный смело разъезжал по деревням.
Долгое время фортшруты (так их называли местные жители) находились на квартире в деревне Сомали у Феодосии. С начала войны муж этой женщины находился в немецком плену.
Фортшруты были одеты в немецкую форму, и на рукаве носили незнакомую местным жителям эмблему. Вся эта фортшруткоманда занималась исключительно заготовкой леса. Ездили по деревням, выгоняли безлошадных на заготовку древесины, а тех, кто с лошадьми – на её вывоз. Если кто не успевал вовремя выйти или выехать, то тех Черный обязательно избивал своей резиной – «гумай» и тут же приказывал немедленно идти «до лясу» (на заготовку леса).
Фортшруты установили для крестьян деревни Седица определенный порядок вывоза древесины. Один день они ехали в лес, загружали бревна и привозили к дому, а на другой день утром собирались компанией и везли их в Красное. Иногда извозчики укладывались в один день. Однажды крестьяне, уже готовые к отъезду, собрались в круг и, закурив, стали двигаться в путь. Вдруг они увидели, что с другого конца в деревню въехали фортшруты. Сам Черный тоже был вместе с ними. Он приказал всем крестьянам не расходиться. Четверо немцев наблюдали за крестьянами, чтобы никто не ушел, а трое принялись за привычное ремесло: подводили по одному к подводе, клали через бревно вниз животом. Один немец держал за ноги, другой – за голову, а Черный хлестал резиновой палкой. «Это вам за то, что поздно собрались ехать!» – зло приговаривал он. Резиной отхлестал всех – и стариков и молодых, даже посторонних, которые вышли провожать! Гомолко Владимиру досталось «гумай» в два раза больше остальных: во-первых – за то, что мало положил бревен на сани и, во-вторых – за то, что поздно выехал.
Однажды, в деревне Решетково, когда крестьяне увидели фортшрутов, то все стали прятаться, только смелый шестнадцатилетний Самаль Федя быстро запряг коня и поехал в лес. Но, свернув с дороги в лес, его конь упал. Вскоре следом по этой дороге проехали немцы. Увидев упавшего коня, вместо того, чтобы помочь парню, Черный стал его «катавать гумай».
Подобные издевательства над местными жителями систематически происходили и в других деревнях: Тригузи, Тяпинцы, Нестёрки, Латыголь – везде, где были доведены нормы заготовки древесины. Последней каплей, переполнившей чашу терпения к фортшрутам, послужил случай, произошедший на Благовещенье 7 апреля 1942 года.
В то время была поздняя весна. На улице еще лежал мокрый снег. В Западной Беларуси, в отличие от восточной ее части,оставались прочными позиции христианства. Не только старшее поколение, но и молодежь свято сохраняли религиозные традиции предков. Несмотря на достаточно большое расстояние от Седицы до Латыголя, местные жители регулярно ходили в Латыгольскую церковь. Не был исключением и праздник Благовещенья, поэтому никто из местных в этот день не поехал на работу.
Александр ПЛАВИНСКИЙ.
Продолжение следует
