Шлях Перамогі

Вилейская районная газета

ПАМЯТЬ

Говорят, самые яркие моменты жизни запоминаются в детстве. У вилейчанина Ивана Григорьевича Потапчука, оно было обожжено войной и до сих пор, спустя 65 лет после Великой Победы, он помнит всё. Как в их деревню пришёл первый немец и как уходил последний, как у него на глазах расстреляли отца, как трижды горел дом…
Спустя 65 лет Иван Потапчук пришёл к тому, чтобы вспомнить те события – он написал две картины. На одной из них художник изобразил отца за секунду до его смерти, на другой мы видим хлеб и жизнь семьи Потапчук, когда самым ценным объектом в имуществе была печь, а постоянными соседями – ветер и дождь. Накануне Победы мы встретились с Иваном Никифоровичем, который рассказал о той войне, и как всё происходило на глазах у 10-летнего парня.

CNN 016«ЧЁРНАЯ СТАЯ ЛЕТЕЛА»
Я родом из деревни Жабчицы, это в 10 километрах от Пинска. Рядом с нашим селом находился военный аэродром, взлетали и садились самолёты. Мы так привыкли к шуму техники, что уже не обращали внимания на гул и шум. 22 июня 1941 года помню как сейчас: воскресенье, жаркий день, солнце, родители уехали в Пинск на базар. Мы с братом и сестрой учились кататься на велосипедах. А гул стоит! Но никто, как обычно, не обращает внимания. Привыкли. А в часов 12 над аэродромом появились другие самолёты и они как-то уж очень необычно летели. Мы присмотрелись – а это немецкие! Чёрная такая стая. Мне ещё подумалось: наверное, перелетают куда-то, а они добрались до аэродрома, и тут началось….
«ОСТАЛСЯ ТОЛЬКО МАМИН СУНДУК»
Бомбёжка часа два продолжалась. Из-за соседства с военным аэродромом Жабчицам не повезло: деревня загорелась. Самолёты в воздухе носятся, стрельба, бомбы летят…. Никто не тушил огонь, люди были в панике, не понимали, что происходит. Мы же не знали, что началась война. Наш дом сгорел. Родители приехали из Пинска уже на пепелище – всё сгорело. Нас с братом еле отыскали в огороде. Ещё помню мамин сундук – единственное, что осталось ценного в семье. Как его вытащили из огня, кто это сделал, не знаю. С аэродрома в воздух не поднялся ни один самолёт, всё фашисты разбили.
«ПЕРВЫЙ НЕМЕЦ БЫЛ РУССКИМ»
После бомбёжки недели две было тихо. Ни немцев, ни русских. Основные силы фашистов пошли мимо деревни, на Минск. После пожара мы переехали жить к дедушке.
Первый немец… Сначала в деревню ворвалась разведка, на лёгком танке. Проскочили все Жабчицы, остановились у нашего дома, подъехал тяжёлый танк и первым вышел немец в чёрной форме. Огляделся, увидел нас и спросил: «Русские солдаты тут есть?» Меня поразило, что говорил он на чистом русском языке. Потом высыпали остальные фашисты – все в чёрном, как стая ворон. Собрались люди, а тот немец продолжает: «Вы нас не бойтесь, вот мы скоро Москву возьмём, будете жить». А отец мой грамотный был и скажи в ответ: «Панок, вы же без бою за две недели не можете до Москвы дойти. А если будет сопротивление?» Тот аж позеленел от злости, достал пистолет,подскочил до батьки и к стенке его приставил. Трясёт, кричит… Хорошо, дедушка немного знал немецкий язык и отвлёк внимание оккупанта. Обошлось…
«ЕСЛИ НЕ ОТПУСТИТЕ, СОЖЖЁМ ДЕРЕВНЮ»
Потом снова стало тихо. Немцы избрали старосту. Полицаем стал наш сосед Николай. Сначала немцы людей не трогали, собирали иногда деревню, говорили… На аэродроме появились немецкие самолёты, которые очень хорошо охраняли – собаки, вышки. Партизаны никак не могли добраться до самолётов. Охрана была – мышь не проскочит. Где-то в 43-м году партизаны начали тревожить полицаев по деревням. И как-то все полицаи района собрались у нас в Жабчицах, человек 80. Ночью пришли партизаны, забрали всех полицаев и увели в лес. Без единого выстрела. Мы утром проснулись – ничего не поняли. А немцы поняли, что партизанам о собрании полицаев рассказал кто-то из деревенских. Тогда немцы выдвинули ультиматум: если партизаны не отпустят полицаев, то они сожгут всю деревню. К вечеру смотрим: по дороге идут, босые, безоружные, а одного полицая, нашего соседа Николая, принесли мёртвым. Немцы выполнили обещание, сняли блокаду, но параллельно начали искать связных в деревне.
ГИБЕЛЬ ОТЦА
Это было под осень, в воскресенье. Мы с хлопцами были на лугу – пастили лошадей. Мама рассказывала, что сначала пришёл один полицай. И так хитро говорит отцу: «Вас вызывает комендант, он хочет у вас купить поросёнка». Ну, отец собрался и спокойно пошёл в комендатуру. А там ему говорят: «Вы арестованы по подозрению в связях с партизанами, собирайтесь в тюрьму».
Раньше, в 1942 году батьку уже арестовывали. Месяца два он тогда сидел в Пинской тюрьме. А потом отпустили, не знаю, как там и что… Помню, вернулся, исхудавший, и сказал только одну фразу: «Теперь я знаю, что такое гестапо»…
Отца из комендатуры привели домой, он оделся, попрощался с мамой, и два полицая с оружием повели его в Пинск. Смотрю – идут. Один полицай на подводе, потом отец, за ним – другой полицай. С оружием. Ведут. Я догадался, что тут что-то не то, но так и не понял, как всё случилось: мне показалось, что отец решил бежать. Три выстрела… Он упал в шагах двадцати от меня… Я испугался, сразу на лошадь – и в деревню, маме рассказал, что батьку убили. Тело отца привезли к нам, мы его и похоронили. После этого, все более-менее здоровые мужчины из деревни ушли в партизаны.

В ОДНУ НОЧЬ СГОРЕЛО ШЕСТЬ ДОМОВ
Немцы за связь с партизанами расстреливали на месте, поэтому мы боялись преследования. Однажды пришли к нам домой немцы и просто выгнали мать и троих детей, младшему было 4 года. Мы вернулись к дедушке, но там тоже нас подстерегла беда.
В начале 1944 года партизаны снова начали подбираться к аэродрому. Немецкая охрана всю ночь пускала ракеты, освещая местность. И одна из ракет упала на дедушкин дом. В ту ночь,вот так,сгорело шесть домов, мы еле успели в одних ночных рубашках выскочить. Перешли жить к соседу, через дорогу. Но нам помог староста деревни, он приходился дальним родственникам. И он добился в комендатуре, чтобы немцы освободили наш дом. Но мы туда не вернулись. Разобрали дом и перенесли на место старого. Поставили печь, но так ни одного дня там не прожили. Не успели.
КРАСНЫЙ КРУГ С ДВУМЯ ПОЛОСКАМИ
Когда фронт подошёл очень близко, немцы начали заставлять нас работать. Чтобы партизаны не подрывали поезда, расставляли вдоль железной дороги. В последние дни перед освобождением нас собрали, всю деревню, и привезли в поле, где росла рожь. Ещё зелёную, нас заставляли её вырывать, чтобы урожай уничтожить.
Но дедушка был сообразительным: понял, что когда придут наши, то будут бомбить аэродром, на котором немецкие самолёты. И мы переехали в другую деревню – Тепенец. Это нас спасло. На каждом доме в Жабчицах был нарисован красный круг, перечёркнутый двумя чёрными полосками. А на домах в Тепенце был другой знак: буква «W» жёлтой краской. Мы не знали, зачем это.
НЕМЕЦКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Немцы не шли, бежали. Их было очень много. Такая сплошная чёрная река по деревне… И все пешком. Они никого не стреляли, не грабили, только забегали во дворы, где колодец – попить воды. К нам тоже трое забежали, видят: телега стоит. Значит, лошадь должна быть. Они в хлев: конь стоит! Соседи, кто помоложе, спрятали своих лошадей в лесу, а дедушка не мог, старенький был. Но забил коню в переднее копыто гвоздь. Завязал, и конь ступить не может, болит. Дедушка говорит: «Пройдут немцы, тогда выну». Помню двух последних немцев: они забежали во двор, вытянули коня на трёх ногах и поехали. Дед в слёзы: не спас коня! Но лошадь потом у нас появилась.
«ЗАПАХ ХЛЕБА Я ЗАПОМНЮ НА ВСЮ ЖИЗНЬ»
Потом пришли наши. Высыпала вся деревня встречать. Это были сапёры, очищали дороги от мин, которые оставили фашисты, разминировали мост. Мы собрались домой, дед посадил нас в телегу и мы вернулись в Жабчицы. Вернулись… Ни одного дома, ни сарая, только печи стояли… Всё было уничтожено… Оказывается, те знаки на домах были сигналами для карателей, которые отступали последними: дома с красным кругом уничтожать. Сжечь.
Так и начали жить, жили в погребе, а в печи варили. Потом я сделал навес из жести от дождя. Картошка была своя, рожь уже созревала, поэтому помню тот момент, когда мама испекла первый хлеб. Помню запах этих караваев, боханов на скатерти.
Два года мы прожили так. Нас спасло то, что была своя земля и мы трудились. Потом нас признали как семью красноармейца и нам построили дом. В 1952 году я поступил в Минское художественно училище. Три года отслужил в армии, в Черняховске. В 1960 году мне дали направление на Вилейку, в только что открытую школу-интернат. Здесь нужен был учитель рисования. Так я стал вилейчанином. Вот такая история.
Записал Анатолий ЗАНКОВИЧ,
фото автора

Полная перепечатка текста и фотографий без письменного согласия главного редактора "Шлях перамогі" запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки | Условия использования материалов
Яндекс.Метрика 128 queries