Дочь приятельницы, новоиспечённая студентка, приехала домой на выходной. За чаем делилась впечатлениями от самостоятельной жизни, протекающей уже без вездесущей родительской опеки. И этот эмоциональный девичий лепет, как лёгкий бриз, стимульнул паруса моей памяти, направив их туда, где в виртуальной реальности прошлого плескались бурные волны моих студенческих лет.
Фотодело – любимый предмет журфаковцев. Благодаря, в первую очередь, преподавателю, шутливому, общительному и обаятельному, несмотря на давнее увечье, Марку Захаровичу. В юности он был узником Тростенца, фашистского лагеря смерти. И где-то там сильно повредил ногу. Потому заметно похрамывал, но это не помешало ему совершить накануне Дня Победы вместе с нами, студентами, пеший марафон к этому печальному месту. И вообще с ним было интересно работать в фотолаборатории, выполнять его задания по съёмке разного рода объектов и субъектов. Мне как-то выпало зафиксировать на фотоплёнку панорамный сюжет привокзальной площади столицы. Захватив с собой «Смену», подарок родителей будущей журналистке, устремляюсь к заданному объекту, на ходу соображая как моей, далеко не совершенной оптикой, сделать почти профессиональный снимок. Останавливаюсь у трамвайных путей, верчу объектив. В поле зрения попадают то угловые башни двух пятиэтажек, так называемые ворота города, то размещённые на одной из них огромные часы, диаметр их циферблата, помню, составлял более трёх метров. Но это всё элементы, а не сама панорама. От грустных размышлений меня отвлекает мужской голос, в котором явно проступают нотки угрозы:
– Ты чем это здесь занимаешься?
Отрываюсь от созерцания архитектурной композиции и вижу силуэт мужика в милицейской форме.
– Площадь снимаю, – дрожащим голосом удовлетворяю любопытство представителя закона.
– И для кого? На иностранную разведку работаешь? – милиционер намеренно расставляет акценты, пытаясь совместить в своих вопросах функции дознания и следствия и подвести ситуацию к судебному приговору, то бишь,к расстрельной статье.
– Шпионку поймали, – обмениваются информацией в толпе.
Не думайте, что на вокзале все куда-то спешат. Здесь очень много праздношатающихся личностей. В этом я убедилась, шествуя в сопровождении их и милиционера к дежурной комнате милиции.
– Ты дубинкой её, пускай знает, как шпионить, – давал советы истерзанный алкоголем бомжик, радуясь, что настало наконец-то звездное время для его собственного самовыражения.
В дежурке представитель закона, невзирая на мои молчаливо протестующие жесты, открыл заднюю крышку фотоаппарата, вытащил из гнезда кассету и вытянул плёнку. Записав моё имя и фамилию, ухмыльнулся, услышав название солидного вуза и не менее популярного в те времена факультета.
А потом меня отвели в камеру, отделённую от помещения дежурки металлической решёткой. Я поняла, до выяснения обстоятельств. На дерматиновом топчане там уже обосновались две весьма колоритные дамы. Одна, цыганской внешности, сразу потеряла ко мне интерес, когда я сказала, что в аудитории оставила кошелёк. А потому отказываюсь от её любезного предложения насчёт долгосрочного прогноза уже и так успешно несущейся в тартарары моей судьбы. Из присутствующих она одна, следуя какой-то своей, истинно цыганской интуиции, мне поверила. Потому как другая дама протянула флакон из-под одеколона с болтающейся там жидкостью неизвестного происхождения и предложила «поднять настроение».
Блюститель порядка, видимо, всё ж дозвонился до моего факультета. Потому как, даже не истребовав студенческого билета, молча отворил дверь железной клетки, подтолкнул меня к выходу и произнёс совершенно непонятную в данной ситуации фразу: «Иди. И больше так не делай».
А Марк Захарович выбрал тогда для меня новый объект: танцевальный зал в парке Челюскинцев. В этот раз мне удалось выполнить задание.
Мария КУЗОВКИНА
