Меня зовут Егор Ермоленко, и я учусь в ГИТИСе. Это не история про «мечту с детства» или «зов сердца», и даже не история про одарённого провинциала, покорившего столицу. Скорее – документальный отчёт о том, как человек, выросший в деревне Куренец, где театром и не пахло, внезапно оказался в эпицентре театральной жизни.
В моём детстве не было никаких театральных кружков или особых культурных мероприятий: только стандартный набор деревенского школьника: гитара, хор в сельском клубе, футбол и, разве что, художественная школа. Театром я не интересовался, да и, правду говоря, особо не задумывался о его существовании. Наши редкие школьные выезды в Новый драматический театр запомнились мне не спектаклями, а самим фактом поездки – возможностью выбраться куда-то за пределы привычного мира, посидеть в автобусе с одноклассниками, почувствовать себя частью чего-то большего. После окончания девяти классов я поступил в Минский государственный областной лицей на географо-математический профиль.
Казалось, жизнь идёт по накатанной колее: учёба, перспектива университета, какая-нибудь стабильная профессия в будущем. Никакого театра в планах не было и близко.
Пока в один совершенно обычный день мне вдруг не захотелось пойти в театр. Это было странное, почти иррациональное желание, возникшее словно из ниоткуда. Так я оказался в Купаловском театре на камерной сцене, где шёл спектакль «Ураджай» режиссёра Дмитрия Тишко по пьесе белорусского драматурга Павла Пряжко.
Не скажу, что это было озарение или мгновенное прозрение – скорее, настойчивое любопытство. Я не плакал после спектакля, не прозревал, не давал себе клятв. Просто вышел и понял, что хочу ещё! А в голове крутились мысли – меня заставили думать! Почему эти люди на сцене делают то, что делают? Зачем зрители тратят время на это? Пряжко тогда стал для меня тем самым катализатором, который заставил задуматься о театре всерьёз: его пьесы, грубые, резкие, наполненные живой (а иногда и слишком живой) реальностью, показали, что театр может быть не про «благородных героев» и «возвышенные идеалы», а про ту самую жизнь, которую я знал слишком хорошо.
Путь в театр
Он оказался долгим и извилистым. Сначала была учёба на факультете журналистики в БГУ – казалось, что это хоть как-то связано со словом, с текстом, с тем, что меня начинало интересовать. Но быстро стало ясно, что это не совсем так, и это не про меня (хотя теперь, уже третье лето, я пишу в газету материалы, пока нахожусь на каникулах на родине). Затем был Минский колледж искусств, специальность «режиссура обрядов и праздников» – уже ближе к искусству, но всё равно не то. Позже был заочный курс в Белорусской государственной академии искусств на актёра драматического театра и кино, где казалось, вот он, шанс попасть в настоящий театральный мир – но тоже нет. Белорусское театральное образование – штука специфическая. Тут либо надо быть гением, как Евгений Корняг, либо смириться с тем, что тебя научат «как надо» лет тридцать назад. Я не желал вписываться в существующие рамки, мне хотелось чего-то большего: учиться у лучших, видеть настоящий театр в огромных количествах. Так взгляд естественным образом обратился к России, а конкретнее – к ГИТИСу, который многие называют не просто лучшим театральным вузом СНГ, но и одним из ведущих театральных учебных заведений мира.
Поступление в ГИТИС было похоже на лотерею, в которую я решил вложить последние надежды.
Вступительные экзамены включали коллоквиум по истории русского и зарубежного театра, творческий конкурс с разбором спектаклей и написанием рецензий, а также представление портфолио. Я шёл туда без особых иллюзий – конкурс в ГИТИС всегда бешеный, некоторые абитуриенты пытаются поступить по три-четыре-пять лет подряд. Поэтому, когда через две недели после экзаменов мне позвонили и сказали: «Вы поступили», это было похоже на какую-то ошибку. Но ошибки не случилось, и я оказался в Москве, на театроведческом факультете одного из самых престижных театральных вузов.
Учёба в ГИТИСе
Театроведение – профессия, о которой за пределами театрального мира мало кто знает. Когда я говорю, что учусь на театроведческом, большинство людей искренне не понимают: «А это вообще кто такие?». Если попытаться объяснить коротко, то театроведы – это те, кто создаёт интеллектуальный контекст театрального процесса. Мы не просто изучаем историю театра, мы формируем понимание того, что происходит на сцене сегодня.
Учёба в ГИТИСе – это не про заучивание дат и биографий. Официальная программа, конечно, включает историю театра от древнегреческих хоров до современных экспериментов Кирилла Серебренникова, теорию драмы, анализ спектаклей, то, как отличить гениальное от «просто странного» и многое другое. Но настоящая учёба происходит за пределами аудиторий. Это практика в театрах: я, например, выбрал для первой практики Республиканский театр белорусской драматургии в Минске, возможно, из ностальгии, а возможно, из желания понять, что происходит с белорусским театром сегодня. Это фестивали: от студенческих до «Золотой маски», где нужно не просто смотреть спектакли, а сразу же писать о них рецензии, учиться формулировать мысли быстро и точно. Это мастер-классы театральных легенд. Это неформальные обсуждения в курилке ГИТИСа, где запросто можно столкнуться с Фёдором Бондарчуком или Славой Копейкиным с Никитой Кологривым – актёрами сериала «Слово пацана». И если «социофобия тебя боится» – то можно даже поболтать с ними о театре.
Одно из главных преимуществ ГИТИСа – студенческий билет, который является пропуском практически в любой театр России. Показываешь его на входе – и тебя пускают на свободные или приставные места.
За два года я посмотрел таким образом больше двухсот спектаклей – от классики в МХТ им. Чехова до экспериментальных перформансов в театре «Практика». Видел то, на что у обычных зрителей билеты раскупают за месяцы: спектакли Дмитрия Крымова, Юрия Бутусова, Римаса Туминаса. Наблюдал на сцене звёзд кино вроде Константина Хабенского или Марии Ароновой. Такого опыта прохода на спектакли очень не хватает и у нас – ведь это опыт, практика для студентов вузов, связанных с искусством!
В Москве, среди всего этого театрального разнообразия я неожиданно для себя выбрал довольно узкую специализацию – театр кукол. Не потому, что это «мило» или «для детей». Современный кукольный театр – это территория самых смелых экспериментов, где граница между живым и неживым постоянно стирается и восстанавливается. Где тряпичная кукла может сыграть трагедию так, что у зрителей сжимается горло, а живой актёр вдруг становится больше похож на марионетку. Меня завораживает этот баланс между оживлением и омертвением, эта игра с самими основами театральной условности.
На третьем курсе планирую проходить практику либо в питерском «Карлссонхаусе», известном своими авангардными кукольными постановками, либо в казанском театре кукол «Экият», где традиции восточного театра переплетаются с современными тенденциями. Ну и плюс ко всему – театр кукол считают визитной карточкой белорусов (всё благодаря Лелявским и Корнягу).
Всегда помню о корнях
Вообще, я никогда не забываю о своих белорусских корнях. Первую курсовую работу я писал по пьесе Павла Пряжко – того самого драматурга, с которого начался мой интерес к театру. Писал рецензии на спектакли белорусских режиссёров – например, на «Пачупкі» в РТБД. Занимался исследованием Шкловского театра графа Зорича – одного из первых театров на территории Беларуси, современника знаменитого Радзивилловского театра в Несвиже. Для этой работы специально ездил в Шклов, копался в местных архивах, пытаясь восстановить страницы истории, о которых сегодня мало кто помнит. Забавный парадокс: о многих белорусских театральных явлениях в России знают и говорят больше, чем на их родине. Тот же Пряжко или молодой драматург Микита Ильинчик – здесь их работы разбирают на семинарах, тогда как в Беларуси о них мало кто знает.
ГИТИС даёт огромные возможности, но не даёт гарантий. Можно выйти отсюда министром культуры, а можно – безработным актёром.
А я пока не решил, куда повернёт моя дорога после окончания. Одно я знаю точно: если бы мне в десять лет сказали, что я буду учиться в ГИТИСе, я бы рассмеялся в лицо предсказателю. Жизнь – странная штука. Она часто заносит нас туда, где мы никогда не планировали оказаться. И иногда это оказывается единственным местом, где мы по-настоящему свои.
Когда я вспоминаю свою школу в Куренце, то понимаю, насколько нам не хватало возможностей для самореализации. Из кружков – только гитара, хор в сельском клубе и футбол. Возможно, в городе дела обстоят получше, но многие сельские школьники понимают, о чём я.
Поэтому хочется сказать тем, кто ещё ищет свой путь: мир не ограничивается тем, что вас окружает. Если в вашем городе или деревне нет возможностей для развития – ищите их в интернете. Да, в сети много мусора, но есть и потрясающие образовательные ресурсы: лекции на YouTube, онлайн-курсы, электронные библиотеки с книгами, которые никогда не появятся в вашей сельской библиотеке. Учителям и родителям стоит понять: интернет – это не абсолютное зло. Он становится злом только тогда, когда не умеешь им пользоваться. Школьным психологам и классным руководителям хочется посоветовать: не проводите профориентацию для галочки. Подростку не нужны тесты «на профпригодность» – ему нужно, чтобы кто-то помог разобраться в себе, показал возможные пути. Родителям – не давить на детей, не заставлять выбирать «стабильную» профессию. Мир изменился, и сегодня «стабильность» – это не про должность, а про умение адаптироваться.
Пусть это громко, но я – живое доказательство того, что можно вырасти в деревне, где нет никакого искусства, а о театре даже и речи не идёт, но всё равно связать жизнь со сценой. Не потому, что я какой-то особенный. Нет! Просто однажды рискнул пойти туда, куда не планировал. И оказалось – это моё. Ваше «моё» тоже где-то рядом. Нужно только не бояться искать.
Егор ЕРМОЛЕНКО/Фото предоставлено автором
